Свежо предание

Роман "Свежо предание" – из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь "через двести-триста лет". На этом параллели с "Жизнью и судьбой" Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год – тот же "Новый мир", тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России – через 27. Роман И. Грековой (Елены Вентцель) увидел свет через 33 года (на родине – через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма. Но дело у нее не в идейности и не в политике. Писательница забила тревогу, как всякий порядочный человек, когда на глазах у него ни за что гибнут достойные люди. Это беда и боль не только их, но и того народа, который такое допустил. И именно русский человек в романе перечисляет основные черты еврейского народа: "Вековые-то преследования даром не прошли, выковали и характер, и волю, и сплоченность. Любовь к детям. Любовь к родичам… И мудрость Горькая такая, спокойная… с юмором". Проза И. Грековой не просто женская – материнская, от посвящения памяти сына до всей манеры письма, мягкой, лирической. Материнская любовь и умение поставить все на свои места становится единственной спасительной силой, хрупким укрытием от любых бед и эпохальных вихрей. Самые проникновенные и убедительные страницы романа – о детях, "младенчиках", как говорит одна из героинь. Ребенок здесь – "мера всех вещей", главный индикатор человечности. А вечная материнская невысказанность выплескивается явно вставным эпизодом о родах. Многие авторы симпатизируют и сочувствуют своим героям. И. Грекова их любит – открыто, ненавязчиво, горько.

По учебнику Елены Вентцель по теории вероятностей студенты занимаются до сих пор. А вот проза И. Грековой известна, увы, далеко не всем. Жаль: в ней есть то, чего порой так не хватает современной, посткакой-то, пластмассовой литературе – простая, теплая, внеисторическая человечность.